— О, приехал Мэт, я так счастлива. Надо, чтоб ты, Маша, ему тоже понравилась.
Я опешила. Твою же мать, у Софи есть соплеменник, какой нибудь терьер и я буду предводителем псарни в сумасшедшем доме? Это кому я там должна ещё понравиться⁈ Что там за местную аристократию подвезли?
Хозяйка опередила мои фантазии:
— Мой сынок, мой самый славный мальчик Матвейка приехал навестить мамочку.
Учитывая, что хозяйка называла Софи «деточкой», неизвестно кто мог спрятаться за ником «сынок» — от попугайчика, до амурского тигра.
Пока меня не хватил паралич от избытка знатных персон на мою голову, я схватила тележку уложив на неё присмиревшую псинку, покатила прочь:
— Мы на прогулку.
— Да, детка и не забудь надеть на Софи козырёк от солнца. Её глазки надо беречь. Яркий свет опасен для шёрстки красивой леди так же как пламя.
О небеса! Я тоже в списке «деток». Зверинец, открывай ворота.
За дверями припав ухом к двери стоял Мухтарка, я без обиняков спросила:
— Где собаку переодеть?
Он всё понял, ткнул рукой на дверь:
— Не завидую тебе. Зачем ты брала псину на руки? Ты первая, кого не загрызло это исчадие.
— Это плохо?
— Не хорошо, это точно. Софи надо взвешивать, кормить, поить, мерить температуру, возить к мастерам, на прогулку, на регату, на кошачьи бои. Скоро у неё свадьба. И это ещё не всё. Комната, гардероб, шмотки, миски всё должно быть в идеале. Лоток должен благоухать лилиями, а какашки псины надо описывать в вечернем протоколе. Короче, ты скоро вылетишь, поэтому не знакомимся.
— Ты номер один на уровне экспертных знаний, как я поняла. Расскажи, что мне сейчас с псинкой делать? Где её расписание?
— Сама выкручивайся.
Паразит-мажордом повернулся на каблуках и преисполненный собственной важности растворился в лабиринтах колон, ковров и медных вазонов с гладиолусами. Ну и подумаешь, тоже мне, партизан.
Я завезла тележку с собакой в комнату, на пороге встала. Это комната сумасшедшей? В смысле, если она для собаки, то хозяйку лечить бесполезно. В дурдом срочно под семь замков.
Пионы в хрустальных вазонах, просто кукольные интерьеры в шелках, диваны, заваленные подушками, ковры ручного плетения по цене крыла самолёта и всё в том же духе. Открыла собачий гардероб: остановись планета, я сойду. Столько барахла не было даже у меня в прежние времена. Не говоря уже о бантиках, заколочках и всякой дребедени.
В комнате была ещё одна дверь. Толкнув её, не сомневаясь, поняла: моя обитель. Всё по простому. Кровать, стол, стул, лампа, пара шкафов. По служанке и честь.
Вернулась к Софи. Взяла какую то тряпку с вешалки, нацепила на Софи, сообщила ей, если пикнет, схлопочет. Маленькое тщедушное существо не приходя в себя от моей фамильярности смотрело на меня молча. Мне стало жаль пёсика, я взяла её на руки, прижала:
— Не бойся меня, я тебя не обижу. Но если надо, мы с тобой подерёмся, погрызёмся, поубиваемся. На сдачу я быстрая, а на любовь взаимная.
Нашла шлейку, натянула на Софи поверх её платьица:
— Ну что, погнали гулять?
Так с Софи на руках пошла к ступеням и надо же было, меня чуть не сбило дверью, отлетевшей наотмашь. Грозный бас разрубил воздух:
— Мама, я больше не хочу этого слышать!
Из двери вылетел гренадёрского роста мужик. Косая сажень в плечах, глаза горят, ноздри трепещут. Наверное это и есть «сынок». Вполне себе человеческий.
Мужчина одёрнул белую майку, взглянул на меня:
— Вот скажите, вам делать нечего? На хрена вы возитесь с этой собакой?
— Работа такая. Стартап вашей мамы.
— Себя надо уважать. Что это за работа? Найдите другую.
— Где?
— Что где? Работу найти? Да хоть бы сиделкой в приюте.
— Нету другой работы. Я тут сама на правах сироты в приюте.
И вообще…
Я уже хотела обогнуть ринг с самодуром, выскочившим мне навстречу, как вдруг услышала:
— Удел одиноких красоток, — буркнула гора наглости, а меня прям обожгло. «Одиноких»? На что это он намекает? Терпеть не могу таких нахалов.
Поймала на себе его взгляд — он цепко, не пряча глаз меня разглядывал. То есть он вещал со своей хозяйской колокольни мне своё «правильное мужское мнение», не забывая блуждать по мне именно мужским взглядом.
Вообще, должна признаться, это не самое лучшее ощущение чувствовать себя неполноценной из за чужого замечания.
— Вы кто?
— Оля. То есть Маша.
— Исчерпывающий ответ.
Я отвернулась, собираясь протиснуться между ним и стеной. В воздухе пахло скандалом. Поняла одно: галантность и покладистость в этом здоровенном дяденьке не проживали.
Мужчина напротив меня был весь на взводе, я постаралась вдохнуть поглубже и… немного опьянела от обалденного аромата. Как же пахло от этого огнедышащего вулкана. Живость бергамота и перца замешанных на сладкой ванили, о боже этот аромат знойной пустыни как нельзя лучше живописал настроение тирана, зацепившегося ко мне в коридоре.
Надышавшись испепеляющим маревом его парфюма (ох, как же он мне был хорошо знаком, я дарила эти духи мужу, надеясь на жаркие ночи).
Вспомнив, что я горничная у собаки, гордо задрав подбородок попробовала просочится к выходу. Буду я ещё обращать внимание на всяких тут недовольных.
И вообще…
Вот почему чем мужик красивее, тем он задиристее и противней. За момент наших препирательств я только и успела рассмотреть резкие черты лица, подбородок, скрытый густой щетиной. И взгляд: пренебрежительный, нагловатый. Ничего, при случае отомщу ему таким же точно. Интересно, что его взбесило больше: я лично или собачонка в моих руках.
Впрочем, вероятно, случился дубль: — мы обе отравили его взгляд своим существованием. Ну и чёрт с ним, подумаешь, какой крендель.
Я отлично знала круг общения таких самодуров. Все друзья такие же снобы, у всех мамочки с приветом. Если у этого мамаша сошла с ума на собаке, то у других просто сносило крышу от пауков или ящериц. У моей приятельницы Аделины маменька никак не могла дождаться внуков, завела себе «куклу-реборн». Купила её где то за бешенные деньги в Испании у мастеров. Заставляла «няню» ухаживать за куклой как за настоящим ребёнком, чем отвадила от себя всех родственников и подруг. Зато её же родственники присоседели тётке кучу психиатров. Теперь говоря о ней каждый считал своим долгом покрутить пальцем у виска.
Ну да, беззаботная старость и безумные деньги сводили с ума много светлых голов.
Я, оптимистично взглянув на вполне нормальное хобби своей хозяйки, погладив рыженькие ушки Софи, решила прорваться во двор.
Обогнула охреневшего охренарха. Шла по коридору нервно дыша. Никак не могла успокоиться. Придурок! Шикарный, конечно, мужчина. Шикарный высокомерный придурок!
Надеялась, что больше не увижу эту двухметровую зануду. Напрасно понадеялась.
Глава 10
Матвей
В свой кабинет ввалился уставшим, раздражённым. Команда ещё не собралась, офисные помещения дремали в рассветной тишине.
Мне бы тоже поспать. Неудачный поезд, СВ какое то мятое, проводница ленивая и льстивая как старая лиса.
Всё вымотало, выспаться бы. Ехать домой к себе на квартиру поздно, приступать к работе рано, чёрт, как всё некстати сегодня. Набрал помощника:
— Лёва, добудь кофе.
Положил руки на стол, голову на руки, этакой пирамидой решил подремать.
— Матвей Романович, там Терёхин прибыл. — бессменный Лёва всё успевал, бодрым архаровцем бежал рядом со мной все мои бизнесмарафоны. Вот и сейчас голос чёткий, спокойный, хотя Лёва в поезде ехал в соседнем купе, не спал, в отличие от меня занимался бумагами: — Примите?
— Зови, кофе на двоих тогда.
Терёхин, плечистый, гладко выбритый (когда женатики бриться успевают?), степенным шагом вошёл, неся в руках коньяк и пару стопок.
— Тёрёха, не спиться тебе, что ли. Бродишь тут как Призрак Оперы. — я глянул на часы. Семь.
— Вот женишься, узнаешь почему мужики привидениями становятся. Я, кстати, лучше любого привидения. Я с Хеннеси, коньячок что надо, — мы ткнулись плечом друг в друга: — привет, брат.