Матвей взял меня за руку. У меня от ощущения обиды буквально разорвало сердце. Он прижался лбом к моему, скользнул губами к виску, его низкий голос коснулся уха, я чуть не свалилась от нежности:

— Маша присядь, нам надо поговорить.

— Друг мой, ну нельзя же так хамски прогуливать супружеский долг. Милена все глаза проглядела выглядывая вас на своей подушке. А вы мимо спаленки ходите, на всякий случай укутавшись в две пижамы.

Я выдралась из его лапищи, отступила на шаг. Кстати, очень вовремя. Вошла Милена, явно не в настроении.

Я поторопилась выйти. Не хватало мне оказаться в роли третьей лишней. За дверью столкнулась с поварихой, она сунула мне дымящийся кофейник на подносе, кивнула в сторону веранды, сама умчалась вниз. Что, мне снова надо туда вернуться, войти на веранду?

До меня доносились голоса. Я замерла за дверью слушая и не понимая, что делать. Решила не прятаться, поставить чёртов кофейник и бежать прочь от влюблённых.

Встала на пороге, ожидая, когда на меня обратят внимание. Я ведь служанка. Подойти могу, только когда мне кивнут. И вот хорошо бы они мне кивнули быстрее. Потому как мне хотелось запустить им обоим кофейником в головы! Но эти двое меня не замечали. Были заняты своими разборками.

— О, доброе утро, любимый.

Милена кокетливо приподняв юбку села на стул, закинув ногу на ногу.

— Я тоже не рад тебя видеть. — Матвей обошёл вокруг неё,: — Зачем ты здесь.

Матвей сел с противоположной стороны стола, Милена забыла гордость, поднялась с места и пересела поближе к Матвею.

— Я не приглашал тебя к столу.

— А я и не нуждаюсь в твоих приглашениях, милый. Меня пригласила твоя мама.

— Её комната направо по коридору. Причём, на первом этаже

— Я пообещала познакомить её с Иржи. Парой для Софи.

— Это ещё что за кипучий волкодав и почему он приедет знакомиться к маме?

— Ой, любимый, не передёргивай. Встречаться будут хозяева собак. Это очень почтенные, достойные люди. Давыдовы, ты их знаешь.

— Ты здесь причём?

— Матвей, я тебя не узнаю, любимый.

— Хорошо, спрошу по другому: я здесь причём?

— Между прочим, я здесь по делу. Меня попросила твоя мать устроить благотворительный банкет для брошенных собачек.

— Тебе эти собаки нахер не нужны. Снова манипулируешь моей мамой?

— Ну знаешь! Ну посмотри на меня, Матвей. Это же я, твоя Миленочка.

— Слушай, мы расстались сто лет назад. Я даже забыл как тебя зовут.

— Ничего не сто лет. Всего три месяца. Я постоянно писала тебе. Ты не мог забыть как меня зовут!

— Мог. Потому, что вспоминать не хотел.

Я, стоя с подносом в открытой двери, всё слышала и видела. Стеснялась войти, чтоб не оказаться третьим лишним в «семейных» разборках. Насколько я поняла, голубки вчера так и не встретились.

Милена решила сменить тему, стала листать журнал всячески привлекая внимание Матвея:

— Посмотри, какая прелестная картина. Ты должен купить её себе в зал, где будет проходить благотворительный банкет.

Он не обращая внимания на девушку продолжал смотреть в телефон.

— Ты не обращаешь на меня внимания, Матвей. Я уже полчаса говорю о картине, а ты! Ну, посмотри. Тебе нравится?

— Вычурное говно.

Меня забавляли эти разборки. Женское любопытство обнялось с моей чудесной интуицией, я чувствовала: дело пахнет керосином. Я отважилась войти, всё таки у меня в руках остывал кофе на подносе.

Раздосадованная, Милена повернулась ко мне, сделав совершенно непереносимым хозяйский голос, щёлкнула пальцами в воздухе (кстати, самая некрасивая манера подзывать официанта) мне:

— Так, девочка, принеси мне как всегда.

Я сцепила зубы. Хоть я и не официант, но, в конце-концов, я на работе. Вежливо спросила:

— Простите, Милена Аркадьевна, что именно «как всегда»?

— Да ты здесь из деревни? Матвей, где вы набираете эту шелупонь?

Вероятно, Матвей нисколько не сомневался в моих умениях скалить зубы и «бить ответом на смерть», однако он вступился:

— Милена, прикуси язык. А лучше откуси. Веди себя прилично.

— Ты делаешь замечание мне, не ей?

Матвей отложил телефон, тяжело взглянул на Милену. Она встряхнулась, жеманно повела плечом, бросив мне через губу:

— Подай мне стейк, Совиньон и принеси пепельницу.

— Простите, уточню: Совиньон к говяжьему стейку?

— Что не понятно, плюгавенькая? Да, белое полусладкое! — Милена не могла сдержаться, вероятно, я бесила её не меньше, чем она меня. Всё же подавать белое вино к красному мясу очень большая ошибка.

И вот пришла мне в голову светлая мысль подлить масла в огонь. Милена оскорбила меня вчера, а месть, как известно штука, похожая на дорогое красное вино — должна быть выдержанной и цвета крови!

Решила украсить битву парочки, (правда, больше поясничая), со всех сил сдерживая искры раздражений и ревности к Матвею! О Боги, да, я ревновала его, хотя не имела на это права. Но тот поцелуй! Зачем он меня целовал, если у него есть Милена?

Ну, получите, любовнички, распишитесь. Я самым любезным, можно даже сказать покладисто-елейным голосом спросила:

— Разрешите, Милена Аркадьевна, предложить вам Кот-дю-Рон, отличное сочетание к красному мясу.

Милена сжала кулаки, повернулась ко мне, злобно прошипела:

— Неси, убогая, что велено и пепельницу не забудь!

То, насколько вскипело у меня в душе чувство несправедливости, просто не передать словами. Я помнила, просто заставляла себя помнить, что эта выскочка Милена в красивом домашнем халатике, больше напоминавшем сексуальную ночнушку — мой экзамен на профпригодность. Никто не должен усомниться в том, что я обычная служащая, но моя гордость! О, это прищимленное чувство собственного достоинства.

К слову сказать, я редко видела таких заносчивых мерзавок как Милена даже среди своих подруг из своей прошлой жизни. Все девчонки, нанимая персонал, всегда проявляли лояльность. Только от атмосферы между персоналом и хозяйкой зависит уют в доме.

Что то странное было в поведении Милены. Какая то червоточинка на её холёной нежной шкурке. Она как будто нарядилась не в свою одежду. Будто тоже, как и я играла чужую роль. Ну что ж. Посмотрим, кто кого переиграет.

Глава 28

Я спустилась на кухню, Дима мельком взглянул на меня:

— Почему бледная? Не беременна?

— Умеешь поддержать, Дима. Мадам Милена требовала Совиньон к говядине, я предложила Кот-дю-Рон, она рассердилась.

— Ну что ж. Неплохие знания и познания.

— Спасибо, Дима, — сказала, просто чтоб поставить точку. Не тут то было. Дима отчеканил:

— Неплохо для собачьей няньки. В другой раз не умничай. Ты прислуга, знай своё место.

Дима прав. Он, одёрнув наиаккуратнейшие иссиня-белые манжеты рубашки, позвонил по внутреннему телефону, отдавал срочное распоряжение, кто то помчался в подвал за охлаждённым вином. Я знала, в шкафу стояли бутылки, но Дима для гостьи отправил повара в подвал. Температура очень важна для вина, ведь можно потерять весь букет аромата, вдохнув спиртовые ноты в тёплых креплёных винах и совершенно не почувствовать вкус в переохлаждённом алкоголе.

Дима продолжал щёлкать на калькуляторе, сверяя что то в файлах, поднял на меня пристальный взгляд:

— Что то ещё?

Я озадаченно посмотрела на него:

— Вино жду.

— А ты не жди. Поднос приготовь. Бокалы специальные. Штопор.

Я обиженно встала, прикусив язык, Дима как почувствовал:

— Вот, вот. И язык прикуси, тигрица ты наша саблезубая.

Я молча делала работу, поставила принесённую бутылку в ведёрко, положила штопор с витой деревянной ручкой. Не забыла специальную салфетку, чтоб придерживать бутылку, когда буду открывать (чёрт, я никогда раньше такого не делала), отправилась на веранду.

Я поднималась по лестнице на веранду, с бутылкой вина, впереди меня шла девочка из кухни, несла стейк.

Каждый шаг по ступеням был для меня лифтом на эшафот. Сердце частило, рвалось внутри. Недопонимание, сомнения не давали спокойно дышать. Во мне прямо кипела ревность. Нет, не напрямую к мужчине. А к тому чувству, что я лелеяла в себе как женщина, которая заинтересовала мужчину настолько, что он полез за меня в драку.